Доктор Мортимер и его анатомический театр


Похотливые уродливые твари. Пергаментнокожие монстры, хищно щелкающие своими вставными пластмассовыми челюстями - они лишь на первый взгляд кажутся безобидными антикварными развалинами, добропорядочными синими чулками и божьими одуванчиками - засушенными коллекционными экспонатами в гербарии сумасшедшего геронтофила - все эти тронувшиеся умом старухи.
"Практическое введение в гериатрию"

Доводилось ли вам когда-либо видеть наиомерзительнейшее из зрелищ - дряблое, морщинистое тело в пеньюаре до пят, беззубый рот, искривившийся в сладострастной гримасе, протянутые к вам трясущиеся руки?
Впрочем, начинать нужно было не с этого. А с того самого договора, который не стоил мне ничего - ни копейки, не говоря уж о моей бессмертной душе и прочих возвышенных вещах сомнительной ценности. Он казался подарком судьбы. И это я, только я и никто другой, обратил его в свое проклятие.
Проклятие заточения в доме, что выглядел снаружи таким презабавным ларчиком, музыкальной табакеркой - плодом воспаленного воображения, нелепой блажью архитектора, впавшего в детство. В доме том не было ничего зловещего и пугающего - как раз напротив. Мне трудно забыть тот день, хотя сейчас он кажется мне не более чем мимолетным сном наяву, причудливой игрой света и тени, аберрацией памяти. Я вообще не уверен, что все это было - впрочем, сейчас это уже без разницы.
***

Итак, мой договор с дьяволом был заключен настолько буднично, как будто я просто купил какую-нибудь безделушку у коммивояжера. По правде говоря, мне кажется, что все эти контракты, подписанные кровью, с длительными препирательствами относительно основных и дополнительных условий - досужий вымысел. А может, кому-то просто повезло больше, чем мне. Или меньше... хотя это навряд ли.
Дьявол, постучавшийся в мою дверь, выглядел как обычный торговый агент, да и выбором товара не блистал. Собственно, предложение у него было одно: не ахти какое, зато абсолютно бесплатно. То есть, никаких гарантий и требований с его стороны, и никаких претензий по поводу всевозможных последствий - с моей. Всего-то лишь вечная молодость, красота (взамен того жалкого зрелища, которое представляла моя прежняя внешность) и неизменный успех у женщин. Ну и, в качестве бонуса - я даже не знаю, как бы сообщить об этом потактичней - в общем, способность всегда и с кем угодно быть во всеоружии как мужчина.
Должен заметить, что, не обладая ни должным образованием, ни презентабельной внешностью, ни хотя бы полезными навыками в каком-либо ремесле, сводил я в то время концы с концами исключительно за счет рулетки и игры в карты, в которых был на редкость удачлив. Настолько, что даже мог себе позволить съем крошечных меблированных апартаментов в не самом престижном районе города. Однако же, тысячу раз правы те, кто задолго до меня подметил странную взаимоисключающую связь между удачей в любви и везением в азартных играх. А я, к несчастью, не мог прожить и дня без посещения казино или ипподрома.
Тем не менее, заметил я и другое следствие заключенного договора - теперь, когда все женские взгляды вокруг были устремлены в мою сторону, в любом игорном доме, у любого стола, находилась сердобольная дама бальзаковского возраста, а иногда и много старше, охотно одалживавшая (это у них так называлось) стопочку фишек юному белокурому ангелу, оставшемуся без средств.
Я и сам не заметил, как с одной из таких старых мухоловок был обручен в церкви. Уже через месяц эта похотливая развалина дала дуба прямо в постели, в момент оргазма. Приехавший по вызову доктор сказал - лопнули источенные холестерином сосуды мозга. А ко мне перешло ее не слишком большое состояние.
У моей второй законной супруги денег было больше, впрочем, и здоровья - тоже. Не знаю, сколько мне пришлось бы жить с этим накрашенным и напудренным чучелом, если бы не купленный по знакомству пузырек с загадочной жидкостью без цвета и запаха, одна капля которой вызывала паралич сердечной мышцы, не оставляя в организме никаких следов. Боже, я ведь был богат... Был бы богат и сейчас. Если бы не карты, скачки и дьявольский волчок с нервно подскакивающим шариком.
Это были мои последние деньги. Все или ничего. Верно подмечено, что любое движенье относительно - это не волчок тогда остановился, а стол и все помещение вокруг меня завертелось, пытаясь догнать несущуюся по кругу стрелку, когда крупье объявил результаты и начал орудовать лопаткой. Очнулся я оттого, что очередная карга, падкая до смазливых мордашек, заботливо водила около моего носа пузырьком с нашатырным спиртом и что-то кудахтала. Надо ли уточнять, что казино мы покинули вместе.

Добавлено (06.01.2008, 18:38)
---------------------------------------------
***

Наконец-то мы подошли в повествовании к тому самому моменту, когда я оказался внутри дома-ларца, дома-шкатулки, приютившегося в респектабельном районе за высокой решетчатой изгородью и практически невидимого с улицы из-за плотной стены зеленых насаждений.
Первое, что бросилось мне в глаза - обилие зеркал. Они были на всех стенах, по нескольку штук на каждой, в промежутках между ними располагались массивные бронзовые канделябры с настоящими восковыми свечами. Я глянул из любопытства вверх, пытаясь отыскать взглядом электрические светильники, но так и не нашел их. Странное место. Хотя, тут пахло большими деньгами, и ради них стоило потерпеть чудачества сбрендившей старухи.
Я продолжал мимоходом осматривать дом - кроме зеркал и подсвечников, на стенах висело множество репродукций с мрачных гравюр Одри Бердсли, впрочем, я не исключал, что часть из них может оказаться оригиналами. Книжные полки были забиты антикварными изданиями Байрона, Блейка, Уайльда, По. Были и другие авторы, но в значительном меньшинстве. "Почти все издания - прижизненниые" - как будто невзначай, обронила старуха. "Может, еще и с дарственными подписями авторов?" - сострил я, но старуха в ответ так серьезно кивнула, что я осекся. Отметив про себя странные вкусы моей новой знакомой, я, однако же, вслух ничего не сказал, продолжая делать вид, что внимательно слушаю кудахтанье вертевшейся вокруг меня старой перечницы.
Кроме старухи, в доме жила лишь ее любимая черная кошка, постоянно путавшаяся у нас под ногами. Обходя дом вместе с хозяйкой, вежливо кивая головой в такт ее словам, я уже обдумывал, какие перепланировки я произведу в этом премилом домике после того, как старуха отдаст Богу душу, как я сдам все эти прижизненные издания вместе с чертовыми дарственными надписями в ближайшую букинистическую лавку, поснимаю со стен свечи и зеркала... Да, и самое главное - отправлю на ближайшую помойку эту наглую кошку.
Кошка зашипела и больно укусила меня за ногу. Я еле удержался, чтобы не отправить зубастую тварь по баллистической траектории пинком ботинка. Вместо этого я улыбнулся и попробовал почесать ее за ушком. Кошка укусила меня за палец, после чего в прыжке попыталась выцарапать мне глаза. Старуха громко и бессвязно причитала и грозила своей любимице крючковатым пальцем, а я думал о том, что помойка - слишком легкий и гуманный финал для этого скверного животного.

Добавлено (06.01.2008, 18:42)
---------------------------------------------
***

Венчались мы в какой-то захолустной часовне на краю города. Я не мог поверить, что старая кляча при ее богатстве не могла найти заведения получше. Место было достаточно зловещее, часовня располагалась посередине старого кладбища, со стен ее давно обвалилась штукатурка, воздух внутри был спертым, будто мы находились в склепе. Свет в помещение проникал через крохотные оконца у самого потолка, с которого то и дело отваливались куски побелки. В царившем полумраке лица присутствовавших на церемонии казались гипсовыми слепками, посмертными масками, никто из них за время действа не проронил ни слова, более того, у меня сложилось впечатление, что на их лицах за все это время не дрогнул ни один мускул.
Священник - грязный и оборванный представитель какого-то нищенствующего ордена - бормотал церемониальные фразы, то и дело путаясь и отступая от церковных канонов, которые я весьма неплохо изучил во время двух предыдущих подобных мероприятий, имевших место в моей жизни.
Так, вместо "...пока смерть не разлучит вас" этот болван, кажется, сказал "и даже смерть не разлучит вас" - я почему-то запомнил только эту его оговорку. "Даже смерть не разлучит вас" - эта фраза засела у меня в мозгу, звучала в ушах и никак не хотела покидать сознание. В тот момент, когда мы обменивались кольцами, снаружи неожиданно раздались раскаты грома, я механически отдернул руку, и кольцо упало на пол, закатившись за алтарь. Мысленно ругаясь на чем свет стоит, я извлек его из узкого промежутка между алтарем и стеной, наглотавшись при этом пыли и обрывков паутины, после чего мы все-таки обменялись кольцами.
Присутствующие молча покинули часовню, прячась под зонтами от сильнейшего ливня. Я обратил внимание, что абсолютно у всех были зонты черного цвета - даже у женщин. Мне стало не по себе.
На одной из могил плакала женщина в траурном платье. Увидев нас, она зарыдала еще громче и безутешнее.

Добавлено (06.01.2008, 18:42)
---------------------------------------------
***

К тому времени, когда мы вернулись из церкви, уже стемнело. В спальне нас ждала приготовленная кровать с белоснежными шелковыми простынями, я отправился принять ванну (вода грелась допотопной газовой колонкой), а когда вернулся, старуха уже лежала на кровати, в белоснежной фате. Руки ее были сложены на груди, в них была зажата горящая свечка. Старуха не шевелилась и, как я убедился, приблизившись к ней, не дышала. От иррациональности происходящего мне стало жутко. Телефона в доме не было, и я рванулся на улицу, чтобы вызвать скорую - мысль о том, что мне придется ночевать в присутствии трупа, демонстративно улегшегося на кровать со свечкой в руках, вызывала у меня ужас. Входная дверь не поддавалась. Замок заклинило, а выломать ее плечом у меня не хватало сил. Я попытался раскрыть ближайшее ко мне окно - столь же безуспешно. Схватив оказавшийся под рукой стул, я со всей силы ударил им по стеклу. Ножки стула подломились, стекло же осталось невредимым. Мертвенный свет луны проникал внутрь темного помещения. Только луна и свеча в руках старухи разрежали кромешную безысходность тьмы.
Понимая, что схожу с ума, я набросился на оконное стекло, я стучал по нему кулаками, бился головой, дойдя до крайней степени отчаянья, пытался грызть зубами, я пробовал разбить соседние окна - и каждый раз убеждался, что отделен от внешнего мира каким-то сверхъестественным несокрушимым барьером.
Висящие на всех четырех стенах спальни зеркала создавали иллюзию уходящих в бесконечность коридоров, расширяя границы неживого пространства, множа кровати и старух, наполняя мир вокруг меня трепещущими огоньками свеч, зажатых в окоченевших руках, и отраженным несчетное количество раз бледным лунным светом.
Я так хотел, чтобы этот дом был моим!
Теперь он, кажется, действительно стал моим. Навеки. Мои стены, мои зеркала, заполняющие мнимую вселенную иллюзорными кадаврами в подвенечных платьях, слабое лунное сияние за моим окном, моя кровать... Впрочем, нет, попытаюсь уснуть на полу. А утром, глядишь, что-нибудь придумаю.
..."И даже смерть не разлучит вас!" - неожиданно продекламировал кто-то за моей спиной. То ли испугавшись, то ли обрадовавшись присутствию живой души, я резко обернулся, и увидел плотного человечка в старомодном сюртуке. Кажется, он был одним из тех, кто присутствовал при венчании. И, более того, меня не покидало ощущение, что я его встречал и раньше...
- Насчет присутствия "живой души" - это вы, молодой человек, несколько поторопились, сказал незнакомец с улыбкой, от которой мне стало не по себе. - Разрешите представиться, доктор Мортимер. Пользовал вашу дражайшую супругу при жизни. Вот, зашел убедиться, что с ней все в порядке. Да и вы мне, помнится, кое-чем обязаны. Хотя, тогда я был в несколько ином обличье...

Дьявол?!

- Надеюсь, мой скромный дар доставил вам немало приятных минут! Нас, знаете ли, часто обвиняют в коварстве и недобром отношении к людям. Неужели Господь Бог может похвастаться таким альтруизмом? Вы получили от него за всю жизнь хоть один мало-мальский подарок? Дудки, только на свечки потратились. А вот мой незатейливый презент будет радовать вас еще неопределенно долгое время! И, попрошу особо отметить, не только вас, но и меня. Нет-нет, не подумайте ничего плохого!
За сим разрешите откланяться! - он вежливо расшаркался, повернулся на сто восемьдесят градусов, проследовал к окну и исчез, просочившись наружу сквозь стекло.
В изнеможении, я сел на пол и, обхватив голову руками, закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.

Добавлено (06.01.2008, 18:48)
---------------------------------------------
***

...По дому кто-то ходил. Этот "кто-то" был молодой, но невероятно уродливой женщиной. Лицо ее напоминало львиную морду, руки и ноги ее - гноящиеся отростки, женщина несла в руках масляный светильник и зажигала свечи в настенных канделябрах. За женщиной тянулся странный мокрый след - похоже, вся ее одежда была пропитана какой-то жидкостью, судя по запаху, бензином.
Иллюзорная вселенная вокруг меня с каждым зажженным огнем расширялась, свет отвоевывал все более обширные территории зеркальных миров, мертвые старухи, как тараканы, расползались по все новым и новым несуществующим углам оптического иллюзиона.
Женщина поскользнулась и выронила светильник из рук. Мокрый шлейф на полу занялся ярким синим пламенем, сама она вспыхнула, превратившись в кричащий и корчащийся на полу факел - в зеркальной вселенной вокруг меня неожиданно стало светло, как днем, впрочем, кажется, это было не только из-за огня.
Невесомые звуки загадочной мелодии наполнили дом, клавесин и челеста завораживали слух щедрой россыпью нот, зеркала пришли в движение, от чего иллюзорный мир распался причудливым, ежесекундно меняющимся орнаментом зловещего калейдоскопа. Крыша дома-шкатулки плавно приподнялась, открывая для глаз солнце другого мира, в котором сейчас был день и для которого весь этот дом был не более, чем хитроумной музыкальной шкатулкой. Сверху на меня смотрело гигантское лицо доктора Мортимера, он явно чего-то ждал, лицо его изображало крайнюю степень вожделения. Внезапно я понял, что являюсь всего лишь крохотной фигуркой, исполняющей свою незамысловатую роль в этом механическом представлении. Мой час пробил. Какие-то потусторонние тяги взялись за мои конечности. Не в силах сопротивляться бездушному механизму, под звуки небесной музыки я направился к кровати и улегся на старуху. Тихо потрескивают невидимые шестеренки, крутится валик с иголками, старинная музыкальная шкатулка играет странную мелодию, и, подчиняясь ее ритму, я машинально совершаю нехитрые возвратно-поступательные движения. Я чувствую спиной, как доктор Мортимер, этот грязный извращенец, с наслаждением записного вуайериста следит за процессом.
Мелодия обрывается как раз в тот момент, когда я исторгаю семя в мертвую вульву, крышка музыкального гроба захлопывается с громким стуком, и наступает тишина. Меня окутывает тьма. В доме только я со своими мыслями и мертвая старуха на кровати. Я оставлен в покое до тех пор, пока доктор Мортимер не заведет шкатулку опять. Он с ней играет довольно часто.
И тогда вновь придет восставшая из пепла прокаженная женщина и зажжет все свечи в доме, после чего, как обычно, уронит светильник и вспыхнет ярким факелом, умирая в страшных страданиях, вновь заиграет небесная музыка, крышка шкатулки откроется, и нехитрое представление повторится. Отныне, так будет всегда.
Пока не лопнет чертова пружина.

автор: Демченко Евгений

Если надумаете умирать, то пригласите на похороны, хочу посмотреть как вас опускают!

"Love Is Colder Than Death"

Добавлено (11.01.2008, 07:25)
---------------------------------------------
Не как в старой сказке

- Никогда не входи в эту комнату.
- Как в старой сказке, да?
- Да, - сказала ты и посмотрела на меня - внимательно, выжидающе - будто хотела удостовериться, что я правильно понял.
Мне немножко смешно. Я коснулся твоей щеки тыльной стороной ладони, а ты всё смотрела - неотрывно и мучительно серьёзно.
- Никогда не входи.
- Я понял.
- Никогда, слышишь?
- Это вообще-то мне положено так говорить, - усмехнулся я, но твой взгляд не потеплел.
- Я серьёзно.
- Если ты так этого не хочешь, зачем вообще показала мне эту дверь? Знаешь ведь, что зайти обязательно захочется.
Ты промолчала, и я понял, что ты действительно обеспокоена. Так странно. Я не привык видеть тебя беспомощной. Ты сильная. Ты не умеешь быть слабой. А теперь ты полностью зависишь от меня и от моего умения держать слово.
- Что будет, если я зайду? - спросил я, и ты вспыхнула, хотя, мне казалось, уже привыкла, что я люблю тебя дразнить. - Ты меня убьёшь и положишь труп в этой самой комнате, рядом со скелетами твоих предыдущих любопытных мужей?
- Прекрати! - ты снова вспыхиваешь и опять сердишься, и мне это ужасно нравится, ты же знаешь.
- Не волнуйся, милая. Мужчины далеко не столь любопытны, как женщины. Если бы Синяя Борода был женщиной... он был бы очень уродливой женщиной, но тогда и сказка бы закончилась иначе.
- Да прекрати же! - ты сердито стукнула меня кулаком в грудь, но я-то видел, что ты уже почти смеёшься. Я поймал твою руку, прижал к губам тонкое запястье.
- Моя восхитительная леди жена. Я буду покорным рабом вашей светлости. Никогда не осмелюсь ослушаться. Угодно проверить?
- И проверю, - сказала ты, и я усмехнулся спокойной властности в твоём голосе. В какую ярость она меня приводила... раньше. Давно. Когда я ещё не свыкся с мыслью, что если уж благородная леди соизволила обратить на меня внимание и почтить своей милостью, мне придётся мириться с тем, что классовая пропасть навсегда между нами останется. По крайней мере до тех пор, пока мы не окажемся в спальне: там ты забывешь напрочь про то, что ты - леди, а я - нищий холоп, умудрившийся влюбить тебя в себя. Ты так долго сопротивлялась... но потом забыла, кто я и кто ты. Ты иногда вспоминашеь об этом - как сейчас, потому что мы в твоём доме, в твоём владении, на твоей земле, и ты здесь - госпожа, а мой статус ничего не меняет в глазах твоих соседей и даже слуг... Но со временем ты станешь вспоминать об этом всё реже, поверь мне. Пока что - я потерплю.
Мне есть ради чего терпеть.
Вот и сейчас ты снова забыла - я целовал твоё запястье. потом стал подниматься выше, к локтю, щекоча нежную кожу губами и языком, и знал, что ты уже почти улыбаешься. Мы стояли перед запертой дверью - высокой, с виду крепкой, затянутой паутиной по углам - туда и правда, кажется, давно никто не входил - я целовал твою руку от запястья до самого плеча, и ты опомнилась только когда я притянул тебя к себе. Это было бы забавно - взять тебя перед дверью, в которую ты запретила мне входить. Но ты всё ещё слишком часто вспоминашеь о том, кто здесь хозяин. Твоя ладонь упёрлась мне в грудь, и ты спросила:
- Запомнил?
Я ответил:
- Да, - и это была правда.
Ты уехала в тот же вечер. Нарочно? Не сомневаюсь. Я знаю, у тебя очень много дел. Ты не хочешь решать их здесь - нарочно ведь обзавелась имением в такой глуши, среди болот, чтобы никто не мог волновать тебя. Ты сама волнуешь тех, до кого тебе есть дело. И ещё как волнуешь...
И, конечно же, я не пошёл к запретной двери. Мы не в сказке, и я - не женщина. Я твой муж и новый хозяин этого замка. Тот вечер я употребил на то, чтобы помочь прислуге уяснить эту мысль. Уж слишком высокомерно они на меня поглядывали. Без сомнения, лакеи благородной дамы куда выше сына сельского мясника. Но никак не выше мужа этой самой дамы. Почему-то у них не укладывалось в голове, что одно не исключает другого. Возможно, брак своей госпожи они считали причудой. Твоё богатство и происхождение предоставляет тебе право на такие причуды.

Добавлено (11.01.2008, 07:26)
---------------------------------------------
Это оказалось очень твёрдое убеждение, которое мне пришлось выколачивать с большим усилием. И ушёл на это далеко не только тот, первый вечер. Последующие тоже. И всякий раз, возвращаясь, ты украдкой смотрела на мои руки. Да, порой они были в ссадинах - я простой человек, предпочитаю бить кулаками. Ты искала занозы и, кажется, огорчалась, ничего не найдя. Но твои глаза всё ранво оставались спокойны. Как будто ты знала, что если я нарушу твой запрет, ты поймёшь это сразу. Там, за этой дверь, нечто, увидев что я не смогу встретить тебя приветливой улыбкой и жарким поцелуем.
Но мы не в сказке, милая, и мне не интересно, что это.
Поэтому время шло, а я только бил твоих слуг. Это занимало меня больше, чем твои маленькие секреты. И ты средилась. Ты обижалсь. Недоумевала. Однажды даже спросила прямо:
- Ты входил?
И ужасно рассердилась, когда я с искренним непониманием спросил:
- Куда?
- Хватит колотить прислугу!
Какой последовательный переход. Вполне в твоём духе, милая.
Я и перестал их колотить - когда в масляных лакейских глазках появилось хоть какое-то уважение. Или его подобие, но пока мне и этого было достаточно. Теперь я занялся обустройством нашего быта. Обороноспособность замка, выстроенного на болотах, была просто плачевна - я хоть и не воин, и то это понимал. Строительство основательного рва и укрепление стен заняли меня ещё на какое-то время.
Ты по-прежнему уезжала, и понемногу в твоих глазах, когда ты возвращалась, назревала мука.
- Я подумал, что неплохо было бы построить хорошую дорогу. Конному сюда трудно пробраться, что уж говорить о карете.
Ты была в тот вечер особенно мрачна и немногословна.
- Я не езжу в каретах.
Да, знаю, что не ездишь. Ты ездишь только верхом, на вороном жеребце, к которому я не смею подойти - однажды он уже метил в мою грудь копытом. Ты скачешь на нём по вязкой заболоченной тропе в туман, и твои чёрные волосы развеваются по ветру, смешиваясь с гривой твоего скакуна. В такие минуты мне хочется тебя бояться. Ты чудовищно красива, когда похожа на смерть.
- Всё равно. Мы могли бы хоть иногда звать к себе кого-то. Ты слишком много времени проводишь вне дома. Никого себе не завела?
Ты посмотрела на меня, как на сумасшедшего, а я расхохотался.
- Прости! Ты до того стараешься быть мужчиной, что я просто не могу сдержаться!
- Прекрати! - кричишь ты - и тут же, снова так по-женски, без малейшего перехода: - Ты входил или нет? Да? Отвечай?
Я встаю, подхватываю тебя на руки. Ты кричишь и бьёшь меня не глядя, требуешь поставить на пол. А я всё ещё смеюсь. Моя милостивая благородная леди, которая так хотела бы быть мужчиной. Зачем? Ты и так сильная. Слишком сильная для меня.
Это моя сказка, а не твоя, думаю я, зажимая твой рот поцелуем. В этой сказке всё иначе.
А потом ты исчезла.
Уехала ранним утром, как всегда, и твои волосы яростно вились по ветру, путаясь в складках плаща. Моя валькирия. Моя дикая чёрная всадница. Ты таяла в тумане - мягко и плавно, словно неосознанно проявляя слабость, которая так свойственна любой женщине, даже тебе. А я стоял и смотрел, и холодный мокрый снег падал на лицо - моё и твоё, и это нас почти объединяло... Потом отвернулся и пошёл в оружейную, посмотреть на новые клинки. Накануне ты не спрашивала меня про дверь - я запомнил, потому что перед этим ты спрашивала ежедневно. А теперь... неужели забыла?
Нет. Не забыла.
Ты просто решила, что уже довольно.
В тот день ты не вернулась, и на следующи тоже. Я не знал, где тебя искать - ты никогда не говорила, куда отправляешься, а я не имел права спрашивать. Это одна из издержек моего низкого происхождения, за которое ты никогда не перестанешь меня презирать. Помню, когда я в первый и последний раз спросил, где ты была, ты смерила меня ледяящим взглядом и сказала: "Сын мясника не имеет права устраивать допрос дочери лорда", и сын мясника больше не устраивал тебе допросов. А теперь сын мясника беспокоился. В мире есть и другие чёрные всадники. Не только ты.
Я понял не сразу. Только на третий день, когда уже всерьёз собрался ехать куда глаза глядят на твои поиски. А ты прислала мне весточку. Ключ, привязанный к лапке почтового голубя. Голубь был перламутрово-серый, с голубыми перьями в крыльях. Если бы ты прислала ворона, я бы понял намёк. Но теперь...

Добавлено (11.01.2008, 07:28)
---------------------------------------------
Теперь я просто держал ключ от запретной двери и думал, как мне поступить.
Милая, мне не хотелось идти в ту комнату. Меня не заботили твои секреты. Меня не заботило, что ты делала с теми, кто их узнавал. У меня было множество других интересов. Ты, например. Но я мог бы догадаться и раньше. Когда человек настойчиво просит не делать чего-то - разве это не значит на самом деле, что он умоляет тебя поступить наоборот? Во всяком случае, если этот человек - женщина.
Из тебя никудышняя Синяя Борода, милая, а из меня - некудышняя любопытная кошка. Поэтому, может, меня и не сгубит любопытство?
Но теперь я и правда хотел знать, что за этой дверью. Хотел - потому что оно мучило тебя, мучило так сильно, что ты делала всё, лишь бы излить мне эту боль, сбросить этот камень с твоей бедной израненной души. Я знаю, что ты много страдала, дорогая. От хорошей жизни не выходят за сыновей мясников.
И поэтому - ради тебя, ради твоего спокойствия - я выполнил твою просьбу. Я открыл эту дверь.
В тот миг мне почему-то не пришло в голову, что ты просто меня испытывала.
Там ничего не было. Совсем ничего. Пусто: тёмная комната со толстым слоем пыли на полу, тухлый запах плесени от старых портьер, которые, видимо, просто забыли снять, когда выносили мебель. Окнами комната выходит во внутренний двор, и сюда не проникает даже лунный свет. Темно, невыносимо душно, очень тягостно.
И пусто.
Почему ты так хочешь казаться сильной, милая? Я не знаю, плакать или смеяться... над тобой.
Я запер дверь, не потревожив слой пыли на пороге, хотя знал, что у замочной скважины останутся следы. Положил ключ в нашей спальне, на столик у изголовья. Так, чтобы ты сразу увидела, как только войдёшь.
Ты вернулась следующим вечером, ещё до наступления темноты.
Отголосок твоих шагов я услышал ещё в коридоре. Звучно. Размеренно. В полной тишине. Ты мечтаешь быть сильной, как мужчина, но твои сказки такие женские.
Ты распахнула дверь. Встала на пороге. Вся в чёрном, чёрные волосы - по плечам, тлеющие угли глаз, в руке - хлыст. Моя чёрная вестница смерти. Чёрная вестница моей смерти.
Взгляд в лицо, в душу. Вопрос, готовый сорваться с губ.
Но это моя сказка, милая.
- Ты!.. Как ты могла?! Что это значит?! Откуда это?
Я вскочил, я кричу, трясясь от ужаса так правдоподобно, что ты веришь мгновенно. Угли в твоих глазах гаснут, рука с хлыстом замирает.
- Что?..
- Ты мне скажи, что! Что в этой комнате?! Как это понимать?!
- Что?.. - повторяешь ты одними губами, иссиня-чёрными в полумраке.
- Скелет! В той комнате! Только не говори, что ты не хотела, чтобы я вошёл туда! Ты сама прислала мне ключ!
- Я... - ты слабнешь, тяжело приваливаешься плечом к стене; ты, конечно, собиралась сказать, что не присылала никакого ключа, но теперь это уже не важно. - Я...
- Ты! Отвечай! Чей это скелет? В той комнате? Чей?
И ты делаешь это. Ты падаешь на колени, упираешься руками в пол, твои плечи трясутся, ты содрогаешься от рыданий, ты ничего не понимаешь, но знаешь одно: незнамо, немыслимо как твоя тайна раскрыта. Хотя ты хотела просто испытать меня, испытать на прочность, на верность, на честность - нам ведь так долго быть вместе... нам целую вечность быть вместе... но ты не хотела, не собиралась, в мыслях не держала сказать мне правду.
Ты ведь думала, что это твоя сказка.
- Чей. Это. Скелет. - Я хриплю, и у меня хорошо получается. Я знаю. Научился... было у кого...
И ты отвечаешь. Поверив в мою сказку, став её частью.
- М-мой...
И умолкаешь, ткнувшись лицом в пол.

Добавлено (11.01.2008, 07:29)
---------------------------------------------
Я подхожу к тебе. Медленно-медленно. Стою над твоим распростёртым, чёрным телом - чёрная одежда и чёрные волосы, всё черно - стою, широко расставив ноги, чтобы ты лизала мои сапоги... вымаливая прощение...
- Ты... хочешь сказать... что... ты...
Ты плачешь. Совсем тихо. И так безнадёжно, так устало. С таким мучительным виноватым облегчением. И когда я хватаю тебя и покрываю твоё мёртвое лицо поцелуями, шепчешь, захлёбываясь слезами:
- Я... о господи... я не могла... тебе... я не знала, как... прости... я так люблю... тебя... а ты меня теперь... нена...
Я закрываю твой рот поцелуем, не дав тебе договорить, не желая слушать объяснений, любя тебя такой - любя тебя вот такой, дрожащей, плачущей, слабой, мёртвой... И не спрашивая ни о чём.
Мне нет нужды спрашивать. Я всё знаю, милая.
Ведь это я убил тебя.
Ты не помнишь, потому что я сразу выколол тебе глаза. За то, как они, эти сверкающие глаза благородной дамы, смотрели на меня, ничтожного сына мясника - смотрели, не видя, когда ты ехала по улице на своём вороном, прекрасная и мрачная, как сама смерть, и хотела казаться сильной. И не только казалась - была, а я не хотел тебя такой, я хотел тебя слабой... А ты не умела быть слабой. Я хотел тебя слабой - а ты не умела. Не хотела учиться.
Ты так долго сопротивлялась...
Я напал на тебя со спины, в темноте, и ты так и не увидела моего лица. Я сразу оглушил тебя и любил такой - слабой - я люблю тебя слабой, девочка... В твоей сказке женщина может быть Синей Бородой - но в настоящих сказках Синяя Борода всегда мужчина, знаешь?
Теперь знаешь.
Я доказал тебе, что сын мясника тоже чего-то стоит. И моё происхождение сыграло в нашей истории не меньшую роль, чем твоё... хоть ты и не подозреваешь об этом. Даже сейчас, когда я осыпаю поцелуями твоё лицо и шепчу, что люблю, что, даже такой, да, даже такой, нет, ты не понимаешь, ты не-по... я же мертва, я мертва, мне всё равно, мне плевать, господи, глупая моя, милая, я люблю тебя даже мёртвой...
Особенно - мёртвой.
И ты любишь меня тоже. Ты полюбила меня по-настоящему в эти минуты - когда поняла, поверила, что нужна мне любой. И ты никогда не узнаешь, что это не так. Ты не нужна мне любой. Ты нужна мне только такой.
Потому что каждый раз, входя в твоё мёртвое тело, я чувствую не только неистовое, липкое, больное счастье, но и ужас. Он застревает комом у меня в горле и остаётся, даже когда счастье выплёскивается из меня в твоё тело, и ты плачешь, потому что тоже счастлива. Ты глотаешь слёзы, а я - этот ужас, но не могу проглотить, не могу и не хочу, потому что это - моя расплата...
Я виновен, и это - моя расплата. Каждый миг. Я согласен на неё. Я знаю, что ничто не даётся даром.
И иногда - в редкие минуты, когда ты берёшь меня за руку и ведёшь в ту комнату, в свою пустую комнату, и в мою комнату, где спрятан твой скелет, и мы стоим там долго-долго, прижавшись друг к другу и молча упиваясь нашей общей тайной - в эти минуты мне кажется, что ты тоже это знаешь.

Если надумаете умирать, то пригласите на похороны, хочу посмотреть как вас опускают!

"Love Is Colder Than Death"

Этот рассказ слишком наивный, ничего сверхъестественного, так её невинные фантазии. Но описывала она всё очень даже не плохо!

Называется Три попытки

I

Дождь с каждой секундой становился сильнее, капля за каплей ударяясь об асфальт. "Как будто небо плачет. Я бы хотела заплакать вместе с ним..." - думала она. Ее мысли прервал удар плечом в плечо. Ада подняла голову, чтобы доказать прохожему своим странным взглядом, что стоило бы ходить осторожнее. Пустота вечерних улиц, дождь и никого более. Она обернулась. Кто-то высокий ровным и спокойным шагом удалялся в темную бездну холодных дворов.
II

Грозы не ожидалось, поэтому она вошла в квартиру абсолютно вымокшая. Переодевшись в сухую одежду, и сделав себе чаю, Ада села на подоконник и смотрела на улицу. Было ощущение, что дождь бесконечен, и солнце больше никогда не выйдет из-за туч. Но она не огорчилась, если бы это случилось, так как больше всего она любит ночь и черный цвет во всем. Ненавидит солнечный свет и все яркое, пусто-индивидуальное. Черные вещи же прекрасно подчеркивают ее красивую фигуру. Энергична, сильна и ловка, достаточно начитана и умна, но мир отверг ее за необычность, даже слишком крайнюю странность характера.
III

Дурная привычка вдруг напомнила о себе - пришлось идти за пачкой, которая лежала в плаще и в полумраке искать зажигалку.
Раздался телефонный звонок.
-- Да...
Гудки.
- Странно...
Еще один звонок.
-- Да?..
Гудки.
-- Бред...
И опять.
-- Да! Я слушаю!
Гудки.
IV

Каждый день она видит сотни людей, и всех, всех до одного она ненавидит. Никогда не могла испытать к ним жалости, любви, привязанности, благодарности. Ада как будто равнодушна, а глаза отражают пустоту души.
Зачем ненависть так глубоко засела в ее душе, так много захватила и настолько быстро возрастает в своей злости? Даже сама девушка не знает ответа. Она много чего не знает, а точнее не помнит. Огромный кусок жизни был безвозвратно потерян: детство, собственный возраст и почти все вплоть до последних двух лет.
Но еще какие-то странные, непонятные чувства, кроме пустоты и ненависти, наполняют ее душу, что-то неизвестное еще живет и поддерживает жизнь тела и полумертвого сознания.
V

Вчерашний звонок не выходил у нее из головы. За окном опять дождь, серо и уныло. Ада зашнуровала ботинки, накинула плащ и вышла на улицу. "Я существую без смысла... Зачем? Самой себя даже не жаль..." - так размышляла тень, слушая рыдания туч, и у самой невольно потекли слезы от своей ничтожности...

Она увидела свет в окне и пошла на него. Кафе оказалось весьма кстати. Глаза девушки покраснели от слез и силы почти полностью покинули тело, не выдержав полутора часов бесцельного брожения.
VI

Что-то манило ее на улицу вновь, в эти холод и тьму, необъяснимое чувство обретения утраченного. Выйдя из помещения, Ада встала и оглянулась. Рядом никого не было, но ощущение на себе взгляда не давало покоя. В конце концов, она решила скрыться от этого ужасного чувства, и все шла и шла по мокрым улицам.
"Чужая, чужая, чужая..." - крутились мысли в ее голове... Девушка остановилась посреди очередного пугающего, поедающего своей тишиной, двора. Из глубины души наружу вырвались чувства, и стало так одиноко и страшно, что хотелось кричать. Еще боль, боль утраты и предательства... Все они слились воедино и прорвались потоком ручейков из снова опустевших черных бездн.
Ада вспомнила, где впервые очнулась и ощутила все это, где ее память опять начала выполнять свою функцию.
Шум дождя и шлепанье ботинок по лужам заменяли ей биение сердца... Оно остановилось, а она пошла навстречу своему прошлому.
VII

Вот тот самый берег и море...Тут она приобрела существование и потеряла жизнь... По телу пробежала дрожь, девушка приподняла воротник пальто и села на мелкие камни. Дым сигарет согревал, но не успокаивал. Весь мир для нее сосредоточился здесь: берег, бурлящее море и серая бесконечность за горизонтом.
Дождя не было, но ветер усилился, и сырость пробирала до костей. Ада вздрогнула, но уже оттого, что кто-то сидел рядом... Она знала это и видела краем глаза, но не смогла взглянуть на незнакомца. Тем временем он заговорил, но настолько непонятно и бессвязно, что вскоре рассудок ее опять погрузился в размышления о серой бесконечности.
-- Ты ведь ни слова не понимаешь! Тебе даже не интересно, о чем я! Язык этот не похож ни на один человеческий, но мой облик напоминает ваш, даже твой нынешний.... Поэтому-то я тебя и не интересую.... Хм, память стерта, а ощущения остались. Дальше нельзя...
-- Что нельзя?.. - только начала Ада, как фигура встала и быстрым шагом начала удаляться. Девушка бежала за ним.
Вновь пошел дождь.

Добавлено (16.01.2008, 02:49)
---------------------------------------------
VIII

Осень миновала, дожди вместе с ней. На улице лежал первый в этом году снег.
Ада уселась с чашечкой чая на подоконник, как очень любила делать. В таком положении часто она вспоминала осень, манящую тьму, звонок и незнакомца, который смог скрыться. Интуиция говорила ей, что что-то должно скоро произойти. Эта мысль с тех пор и дает ей сил к продолжению существования.
Ее мучили его слова, мыслить здраво Ада более не могла. "Я уже мертва, так к чему здравый смысл?"
С наступлением ночи девушка зажгла свечи и принялась за чтение. Через несколько минут резко распахнулось окно, и свет мгновенно погас. Ужас охватил ее тело и душу.
"К чему мертвой страх?" - и с этим успокаивающим чувством загробного оптимистического пофигизма, быстро собравшись, она выпрыгнула из окна на заснеженную землю. Чья-то фигура уходила в ночь и манила за собой. Девушка точно знала, что время пришло. Ее время...
IX

Чувствовалась глубокая ночь, ее холод и мертвая тишина. Снег падал белыми крупными хлопьями на землю и блестел под светом фонарей.
Ада нервничала. Время как будто остановилось, а зима должна приятно ободрять, создавая чувство умиротворения, но эта ночь была иной. Погода настраивала и возбуждала ее душу...Впервые она могла ощутить радость, пусть даже это какие-то мгновения, но это состояние казалось бесконечным...
Они зашли в какое-то заброшенное здание неподалеку от моря, а поскольку девушка мало интересовалась окрестностями, то даже не могла предположить, что раньше тут происходило.
Везде настолько ярко горели свечи, что вокруг все было видно как днем. Ее окружили.
-- Ада...Ты всегда была странной. С другими детьми не общалась, считая их неинтересными. Была отличницей в школе и много читала. За это сверстники стали над тобой издеваться. Равнодушие переросло в ненависть.
В ВУЗе ты влюбляешься в парня, причем чувство взаимно. В это самое время объявляется твой отец. И все бы хорошо, если бы последний не был бессмертным. Жизнь поделилась надвое, точнее дала трещину.
Ты все больше приобщилась к нашему обществу, но ни на секунду не могла забыть своего возлюбленного. Это запрещено, ты знала, но... Тогда мы убили его, что стало сильным ударом по твоей психике. Даже сейчас боль жива, не так ли, Ада?
Вопрос остался без ответа.
-- Да, я понимаю, это трудно. Ведь ты на самом деле лишь наполовину вампир. И поскольку ты знала, что не бессмертна, то решила наглотаться снотворного. Вскоре смерть пришла, но мы сделали тебя одним из нас, дали вторую попытку, только без нашего вмешательства на этот раз. Ты не смогла, хотя смерть и забрала часть твоей памяти. И тот телефонный звонок - проверка этого.
-- Но я даже не пью кровь!
-- Питье крови - лишь посвящение человека в малые ряды бессмертных.
Картинки из прошлого сменяли друг друга, как кадры фильма... Чувства нахлынули в ее мертвое сердце. "Любовь...У меня был ОН!.." - думала Ада, а ноги еле удерживали тело от падения...
-- Прощайте...
X

Девушка выбежала на улицу. Холодный мокрый снег падал на лицо. Прошлое само настигло ее, но нужно ли было? Теперь ее чувства были с одной стороны печальны, а с другой странная, несколько нервная и неестественная радость охватила ее ледяное тело. Не зная, плакать или смеяться, Ада просто закурила... Она идет навстречу черной бесконечности за горизонтом, ведь наконец-то она свободна!..

Если надумаете умирать, то пригласите на похороны, хочу посмотреть как вас опускают!

"Love Is Colder Than Death"

http://goth.forum24.ru/?1-1-0-00000043-000-0-0-1190525732